Сегодня дискуссии о возможных путях роста российской экономики занимают, пожалуй, центральное место среди других тем, периодически уступая первенство только особо ярким событиям на политической сцене. Мнения расходятся. Одни считают, что для России единственно возможным является сырьевой путь развития, президент обозначил стратегической целью создание мощного энергетического комплекса, в среднесрочной программе развития экономики России приоритет отдается высокотехнологичным отраслям.
Мы попытались сравнить основные параметры предлагаемых моделей роста, выбрав в качестве собеседника Владимира Алексеевича Сальникова — ведущего эксперта, руководителя направления реального сектора
Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования
Владимир Алексеевич, какая модель роста экономики сегодня для России оптимальна — инновационная, ориентированная на высокие технологии, привычная для нас сырьевая, либо их комбинация?
Конечно, единственно возможной является смешанная экономика. Поскольку в чистом виде сырьевая экономика вряд ли сможет обеспечить развитие России с учетом тех социально-экономических задач, которые стоят сегодня и будут возникать в перспективе.
Все-таки Россия не Австралия, не Норвегия и не Нигерия, доходов от экспорта ограниченного количества сырьевых ресурсов нашей стране не хватит даже на поддержание инфраструктуры и решение социальных задач, обеспечивающих, по крайней мере, сложившийся уровень жизни в стране.
А в чем наше отличие от стран, ориентированных именно на сырьевой сектор экономики, например, Австралии или Канады?
Рассмотрим сначала не столь крупные государства. Например, Норвегия является крупным экспортером нефти, но доходы на душу населения от экспорта нефти в этой стране несопоставимы с нашими показателями — у нас население значительно больше.
Если же сравнивать Россию с теми странами, которые по своей территории сопоставимы с ней, в частности с Австралией, то численность населения также меньше, а условия проживания более благоприятные. Расходы на инфраструктуру, с учетом доходности экспорта, там гораздо ниже.
Подавляющее большинство мировых экспортеров сырья имеют короткое транспортное плечо по суше, океан или море часто расположены достаточно близко к месторождению, транспортировка экспортируемого сырья крупнотоннажными судами обходится значительно дешевле. Нам же чтобы экспортировать сырье, нужно еще довести его из центра страны через полматерика по железной дороге, соответственно, транспортные издержки несопоставимы, а доходность экспорта ниже.
Пока мы держимся на плаву из-за очень высокого спроса на энергоносители и металлы на внешних рынках. Если же конъюнктура внезапно ухудшится, то мы сразу станем неконкурентоспособны. С одной стороны, пока конъюнктура мирового рынка позволяет покрывать практически любые издержки. С другой стороны, не надо забывать о том, что мы много на чем экономим — мало заботимся об экологии, о комфортных условиях работы людей. Если сравнивать с нормальными, развитыми странами, то условия работы на российских предприятиях существенно хуже. Экономим мы и на заработной плате, на инфраструктуре, которая не поддерживается в должном состоянии. В результате, текущая чистая прибыль может быть очень высокой, однако это из-за выпадения из затрат ряда важных составляющих, обеспечивающих долгосрочное воспроизводство. Их все равно придется включать, если не сегодня, так завтра, и тогда окажется, что российские сырьевые компании даже в период пиковых цен значительно проигрывают в конкурентоспособности.
Поэтому тезис о том, что необходимо наращивать экспорт сырья, на самом деле далеко не бесспорен.
Проводя сравнение с другими странами, необходимо также учитывать распределение занятости населения. Основные производства в сырьевых отраслях требуют не столь большого количества занятых. Таким образом, экспорт сырья обеспечивает благополучие не более чем 10—20% населения (включая перераспределение доходов в рамках оказания услуг). А остальные?.. И это при высокой конъюнктуре.
Даже если считать, что и дальше будет активно расти Китай, увеличивать темпы роста Индия, то есть и дальше сохранится высокий спрос на сырьевые товары, все равно возникают проблемы, связанные с тем, что необходимо обеспечить достойный уровень жизни оставшимся 80% населения. Поэтому неизбежно развитие других секторов экономики.
Мы подошли к вопросу о развитии инновационных отраслей. Можем ли мы говорить о том, что внешние условия изменились настолько, что сырьевая модель роста может быть заменена на инновационную?
Внешние условия, безусловно, изменились, но это не единственный фактор, который обусловливает разворот и интерес к теме инноваций. Внешние условия сейчас очень благоприятны, по сути, они дают возможность провести модернизацию и решать проблемы эффективности.
С другой стороны, эта же благоприятная конъюнктура снижает стимул к повышению эффективности бизнеса, если конъюнктура благоприятна, то можно ничего и не делать. Таким образом, внешние стимулы противоречивы.
Приведу пример — сейчас рентабельность производства калийных удобрений составляет 80%, это позволяет производителям не задумываться о модернизации, повышении эффективности. (Я не говорю, что они и не думают, вполне возможно, что думают, но стимулы к этому в любом случае ослаблены.) Вот когда рентабельность снизится до 20% — ситуация изменится.
Сейчас более важными являются не внешние, а внутренние условия. Внутри страны, у ряда лиц, ответственных за принятие решения, возникает понимание того, что инновационно-технологический запас советского периода близок к исчерпанию. И если в ближайшие пять лет не начать что-то делать, мы рискуем окончательно утерять те заделы, которые пока еще можно восстановить и развить.
Например, в некоторых секторах старение кадров достигло той величины, что стоит вопрос о том, успеем ли мы сейчас передать их знания новому поколению, так как это процесс минимум 5—7 лет. Особенно это относится к специфическим высокотехнологичным отраслям, например к атомной энергетике. Средний возраст работников в соответствующих НИИ достиг 60 лет, еще лет 5 — и возможность новых разработок будет утрачена.
Можно ли коротко описать основные параметры двух моделей — инновационной и сырьевой с точки зрения возможностей роста?
Да, следует определиться с понятиями. Дело в том, что эти две модели теоретически не являются антиподами друг другу. Пространство для развития на основе адаптации импортируемых и генерации собственных инноваций есть и в рамках сырьевой модели. Скорее, речь может идти о противопоставлении «сырьевой» и «высокотехнологичной» моделей развития.
Классическая сырьевая модель — это доминирование в экономике добывающих производств, возможно также наличие производств по его первичной переработке. Разработка месторождений в рамках такой модели часто осуществляется крупными транснациональными корпорациями, занимающими значимую долю мирового рынка. Процесс сопровождается импортом технологий, вывозом сырья или продуктов его первичной переработки. При этом инновационные решения и основное оборудование импортируются.
Страна получает доходы, часть населения занята на добывающих предприятиях, но зачастую образуется замкнутый контур, поскольку страна зависит от этой транснациональной корпорации (их может быть и несколько). Конечно, всегда есть место переговорному процессу между правительством и корпорацией, но это не снимает зависимости.
Однако, с точки зрения обсуждаемой нами проблематики, наиболее существенное противоречие в рамках данной модели — между добывающим сектором и всей остальной экономикой. Дело в том, что современные технологии добычи и переработки сырья перестали быть трудоемкими. Соответственно, если население страны относительно небольшое, все нормально, по крайней мере, в условиях благоприятной конъюнктуры. Если же добывающий сектор, как у нас, обеспечивает работой и доходами меньшинство, возникает принципиальный разрыв между достаточно эффективно включенным в мировое разделение труда добывающим сектором — и относительно низкоэффективной остальной экономикой.
Кроме того, важно, что сырьевые рынки, во-первых, стали глобальны, во-вторых, они цикличны, соответственно и экономика довольно сильно подвержена циклам в зависимости от состояния конъюнктуры, то есть возможности для роста экономики напрямую связаны с фазами развития мирового рынка.
Классическая высокотехнологичная модель развития — доминирование в экономике секторов производства высокотехнологичных товаров и услуг.
В целом, такая модель развития обеспечивает более высокий уровень жизни, так как позволяет задействовать в высокотехнологичных секторах существенно большую часть населения, при этом объем добавленной стоимости на одного работника выше, чем в рамках сырьевой модели. Данная модель подразумевает высокие требования к качеству человеческого капитала.
При этом экономика обладает гораздо меньшей цикличностью, возможности для роста большие, так как, в идеале, мобильность ресурсов и адаптационные возможности выше. Такая модель подразумевает высокую интенсивность инновационных процессов — отсюда и некоторое смешение понятий, когда под «инновационной» моделью развития имеют в виду на самом деле «высокотехнологичную».
Конечно, в большинстве стран присутствует и сырьевые, и высокотехнологичные сектора, вопрос лишь в том, какой сектор доминирует.
Как Вы относитесь к тезису, который звучит последнее время все чаще: период циклических снижений цен на сырье практически прекратился, дальше нас ожидает только дефицит всех невосполнимых видов минерального сырья?
Тезис имеет право на существование, но многое зависит от того, как пойдет развитие двух крупнейших стран — Китая и Индии — и ряда других государств с низким уровнем жизни в настоящее время.
В докладе Римского клуба, опубликованном более 30 лет назад, говорилось о том, что в рамках существующих глобальных технологий в мире невозможно обеспечить достаточно высокий уровень потребления для большинства. Мировая экономическая система устойчива до тех пор, пока высоко потребляющее население ограничено (пресловутый «золотой миллиард»). При этом есть огромное количество бедных — так, в Индии около 80% населения живет не более чем на два доллара в день.
Сейчас все быстро меняется. «Золотой миллиард» пока не сильно увеличился, но начались мощные подвижки в нижнем и среднем слое — растет потребление, и этот тренд очень устойчивый. В Восточной Азии только за прошлое десятилетие число людей, живущих менее чем на один доллар в день, сократилось вдвое. Китай уже довольно мощно движется в направлении роста потребления, для этого создан достаточный задел. Соответственно, сырьевые рынки сейчас вышли в высокую конъюнктуру. Если Индия будет развиваться похожим образом, через индустриализацию, дефицит будет только нарастать. Чем все это закончится, не знает никто. Но тектонические подвижки в геоэкономической карте мира, по-видимому, неизбежны.
Есть и еще один аспект проблемы — США не заинтересованы в усилении Китая. Какие действия они будут предпринимать? Для элиты США этот вопрос, по сути, остается загадкой — стратегии выхода с лидирующих позиций в мире у них нет. Они даже и не готовы рассматривать такой вариант. Реальных мер ограничения роста китайской экономики у них тоже нет. Любые попытки воздействовать через курс доллар пока успеха не имели. Сейчас эти две системы вошли в состояние «полусимбиоза», когда внутреннее благополучие Америки во многом основано на импорте из Китая. Ухудшение отношений с Китаем отрицательно скажется и на американской экономике, и на социальной сфере США.
Вернемся к инновационной модели — через какие механизмы она реализуется?
Во-первых, нужно определиться с тем, в каком секторе мирового рынка мы собираемся специализироваться, на что делать акцент. Инновационная модель ассоциируется с высокими технологиями, но она может быть разной. Например, Ирландия сделала ставку на развитие сектора IT, разработку программного обеспечения. Это один вариант, но высокотехнологичные сектора этим не исчерпываются. Последние десять лет очень популярны биотехнологии. Сейчас все больше говорят о нанотехнологиях.
Необходимо провести «инвентаризацию» технологических заделов, определить те направления, в которых мы могли бы специализироваться, заняв значимые доли мирового рынка. Но конкуренция в этой сфере очень высока, технология управления процессом очень специфична, чрезвычайно сложны требования к человеческому капиталу.
На данной стадии очень важна роль государства с точки зрения принятия системообразующих решений. Я не тешу себя мыслью, что Россия быстро превратится в мирового технологического лидера, боюсь, мы здесь опоздали. Но надо как можно быстрее встраиваться в процесс глобального переноса производств, столбить место России хотя бы как высокотехнологичной сборочной площадки. Для этого использовать ресурсы ОПК — машиностроительных производств, большинство из которых до сих пор «лежат». Вообще-то, лежать им до полного разложения осталось недолго. Требуется срочная реанимация. Однако решения не принимаются. Думаю, в связи с тем, что это тяжелые решения, никто не хочет брать на себя такую ответственность.